В тот день чистая и непорочная душа псёнка ощутила в себе червоточинку – пёс был совсем не рад новому сожителю.
– Почему ты всегда командуешь? – негодовал Юпи.
– Потому что ты всегда подчиняешься, – пояснил кот.
Псёнок угрюмо уставился на кота, давая понять, что ему вовсе не пристало выполнять команды представителя вида, гоняемого и шпыняемого дальними родственниками Юпи. Он зачастую не понимал, кто первый друг человека: кот или пес? И почему он, Юпи, такой маленький и не в силах защитить своего Человека от всего, что того расстраивает и вынуждает лишний раз не погладить любимого питомца. Пусть небольшого, немохнатого, но, всё-таки, питомца.
– Что? – Гризаиль заметил его недовольный взгляд.
– Забудь. – Отмахнулся Юпи.
Кот принял вертикальное положение. Прочистив горло, он начал речь:
– Объявляю собрание питомцев Грегори Паркера открытым.
Началось, пронеслось в голове Юпи.
– Я, чарующе обворожительный, неиссякаемо великолепный, непреднамеренно обаятельный кот Гризаиль породы Мэйн Кун вынужден отметить, что этот год не задался с самого начала. Сначала Юпи потерял на прогулке свой шарфик. Через месяц Медиссон прищемила мне хвост табуреткой. Потом у нас долгое время гостили брат Грегори Руперт с супругой…
– Ты хотел сказать «сидели на шее три месяца», – поправил его песик, но кот не соизволил обратить на его едкий комментарий ни капли своего внимания. – Прекрати уже это лексическое хвастовство! – взвыл Юпи.
Каждое «собрание питомцев Грегори Паркера» начиналось и заканчивалось одинаково: Гризаиль приводил как минимум три свойства своей внешности. Таким образом он лишний раз подчёркивал то кошачье, что в нём было. То есть все. Туда входила и, казалось бы, беспричинная гордость тем, что он родился котёнком. Отдельным поводом для счастья было того, что кот считал себя любимцем Грегори. Это придавало Гризаилю уверенность для демонстративного высокомерия и пафоса по отношению к Юпи.
– Затем Полли рассказала всем на радио о случившемся с ябедой Дороти. И вскоре мы оказались здесь, – подытожил кот.
– Ты забыл об ограблении на Риджент-стрит. У хозяина украли кошелек, где были права, визитки, кредитки, деньги и, самое важное, наши портреты. – Напомнил Юпи, напрочь забыв о его неудавшихся вложениях Грегори в собственную студию дизайна.
– Святая сгущёнка, как только можно было словить на себе столько негатива от Вселенной за чуть более, чем полгода? – вслух задался вопросом Гризаиль.
– Надо просто вставать пораньше. Или оказываться в ненужное время в ненужном месте. Ничто из этого мне пока не удавалось. – Признался пёс. – Вообще, они, – Юпи кивнул головой в сторону окна, за которым мисс Челлингтон убирала с дорожки опавшую листву, – горазды в равной степени, как попадать, так и создавать различные условия для возникновения в своей жизни тёмных полос, переулков и даже перекрестков, – процитировал пёс. – По крайней мере, именно так мне рассказывал Бадди, старый и мудрый сенбернар Руперта. – Юпи увидел непонимание на морде Гризаиля. – мы с Грегори когда-то жили у Руперта. Перед тем, как хозяину предложили хорошую работу. Я был щенком, в то время у брата нашего человека был Бадди. Очень мудрый пёс, между прочим, – настаивал Юпи. – Именно он рассказал мне всю историю человечества и собачества. Поверь мне, там не было ни слова о кошках, – отметил он. – Человек и дня прожить не мог своего пса. Даже охотились мы вместе. – Юпи принял почти выставочную стойку.
Гризаиль фыркнул.
– Собаки, – прошептал кот. – Компаньоны. Друзья. Приятели. Няньки, – Гризаиль говорил с особым, тёмным презрением. – Существа, наделенные правом, – он запнулся, – вернее сказать, обременённые обязанностью защищать и оберегать. Любить и заботиться. Помогать и, что самое омерзительное, выслушивать человека. – Юпи сглотнул от нагнетаемой котом атмосферой ужаса. – Когда мы, КОШКИ, – шерсть на спине животного вздыбилась как наэлектризованная. Всегда пушистое и грузное тело изогнулось в волнообразной форме, – созданы с миссией управлять и властвовать над этими жалкими, слабовольными, ни на что, кроме поднесения корма к кошачьей мордочке, негодные…
– Ты забываешься, – осмелел Юпи. – Ты говоришь о Грегори. О нашем Грегори!
Имя любимого Человека подействовало на кота магическим образом. Из пушистой мочалки он обернулся Мейн Куном с роскошной насыщенной глубоким серым оттенком шерстью и шикарными, будто накрахмаленными, усами.
– Мне кажется, ты просто завидуешь. – Пристально глядя на кота, поделился своим наблюдением Юпи.
Гризаиль демонстративно отвернулся в другую сторону, делая вид, что изучает висящую на стене картинку «Кот и Пёс», купленную в одном из супермаркетов Лондона.
– Не делай вид, что ты меня не слышишь!
– Я слышу чей-то писк. – Ответил кот. – Пойду, поем. С детства не перевариваю пустословие.
– Я всё слышал! Я не мышь! О-О-О-О-О-Х-Х-Х-Х. – Юпи завалился на спину, понимая, что ему не суждено выиграть этот спор. Каждый раз, когда он приводил самый суровый, жесткий и, по сути, им же выдуманный аргумент про кошачью зависть собакам, Гризаиль «выходил» из разговора посредством одного поворота головой.
Кот мог игнорировать монологи Юпи часами. Своё непробиваемое спокойствие и железную выдержку он списывал на близкое родство с королем зверей, который тратит на сон большую часть своего времени. Кроме того, этот Большой Кот непостижимым образом остаётся в своем уме, имея столько жен. А все коты знают, как тяжело бывает просто сожительствовать под одной крышей с одной-единственной самкой. Именно поэтому Гризаиль обзавелся пассиями из разных частей центральных районов Лондона. Ни одна из них даже не подозревала о существовании в жизни Гризаиля еще одной «рыбки», «кисы» и «муррзыки его сердца». Все было устроено таким образом, чтобы его жены не могли встретиться ни при каких обстоятельствах. Гризаиль гордился этим фактом своей биографии.
Мучило лишь то, что он никому не может об этом рассказать. Он по себе знал о болтливости и завистливости котов. Кто-то из посвящённых мог доложить о ветреной натуре Гризаиля одной из его кошек, что тут же скажется на его семейном положении.
Гризаиль спрыгнул с дивана и поплелся в сторону кухни.
– Куда ты пошел, мы же…
– Ах, ну да! – загорелся кот. – Мы же должны закончить собрание! Но прежде, – предупредил он, – нам с тобой, – Гризаиль смерил Юпи своим холодным золотистым взглядом, – необходимо помочь хозяину выбраться из всей этой передряги.
– Как? Что мы можем?
– Мы его животные. Мы прекрасно понимаем, что с переездом сюда условия жизни ухудшились втрое. Исчезли привычные комфорт и умеренность. Каждый, включая самого Грегори, что-то оставил в Лондоне. Хозяин был бы вправе отчаяться. Но только не мы, Юпи. Баст1 не без доброго умысла создала меня. – Юпи глубоко вздохнул. – И не без причины сделала так, чтобы из всех котят Грегори выбрал именно меня. Пусть я кот. И нет у меня ни рук, ни водительских прав, ни миллионной армии, но я принесу своему человеку максимум пользы. Что касается тебя, – он уныло осмотрел Юпи, – то мы оба непривычны к тому корму, которым теперь нас кормит Грегори, но нам принципиально важно это есть, так как ни один из нас не хочет доставлять ему лишних хлопот в этот сложный для него период. Наша задача – обеспечить его поддержкой и помощью во всём, не ограничиваясь вилянием хвоста перед прогулкой и трением о ноги перед завтраком. – Кот говорил так воинственно, будто перед ним не маленький Чихуахуа, но армия натренированных немецких овчарок. – За сим я, непринуждённо прекрасный, отличительно наикрасивейший и бесконечно грациозный кот породы Мейн Кун, объявляю собрание закрытым, – закончил он и развернулся к выходу.
В следующий миг он оказался у двери, ведущей на улицу.
– Что ты собрался делать? – бросил пёс вдогонку.
– Призвать Вселенную на помощь Грегори, – только и успел прокричать Гризаиль перед тем, как его хвост исчез в проделанном в двери отверстии для животных.
На самом деле он понятия не имел, что он будет делать.
Игуана, гуляющая сама по себе
С этим котом явно всё не так просто, подумал Драго, гуляя по спинке дивана.
Миссис Челлингтон ежедневно выпускала рептилию размять лапки по дому. Излюбленным местом игуаны считалась спинка дивана. С неё идеально просматривалось происходящее на крыльце дома напротив.
Драго привык видеть представителей семейства кошачьих валяющимися на хозяйском кресле, выпрашивающими всё подряд с хозяйского стола самыми примитивными методами и вообще мало интересующимися миром вокруг себя, существами. Иначе себя вел только этот златоглазый кот. В каждом его движении, перемещении или действии, Драго видел не то бесцельное прозябание в действительности, что было присуще всем кошачьим, но в абсолюте осознанное исполнение своей собственной, глубоко индивидуальной роли в общей для всех реальности. Проще говоря, у этого кота были мозги.
